Гийом Аполлинер - Мост Мирабо [билингва]

У вас душа — дитя: ее бы укачать,
Я слишком во плоти для этого фантома,
Чуть что готового исчезнуть, замолчать;

Я был бы рад воспеть с искусством Хризостома[14]
Всю вашу красоту, чья видимая часть
И то загадочна, и то полузнакома.

Она как монастырь, в котором дремлет страсть, —
Нужна особенная хитрость, непростая,
Чтобы открыть врата и в монастырь попасть.

Один предложит вам сокровища, желая
Вас ими приманить и внутрь войти скорей;
Потом другой вскричит с коварством: «Обожаю

Закаты, вечера, покой монастырей,
Где отзвук слышится, как память, протяженный…»
Но будет попусту стучаться у дверей.

У вас душа нежна и пахнет анемоной,
У вас душа хмельна, как поцелуй в огне,
У вас душа — лазурь воды незамутненной;

Я знаю, аромат растает как во сне,
Похитят поцелуй, что драгоценней клада,
И зачерпнут воды, — я знаю, в глубине

Таятся, скрытые, и нежность, и прохлада.
О, быть на берегу, склоняясь, как цветок,
Над этим озером, — ну что еще мне надо?

Дитя, у вас душа — инфанта: видит Бог,
Ей тяжела парча, ей сон глаза туманит,
Ей хочется поспать, малышке, под шумок.

Дитя, у вас душа — инфанта: так и тянет
Ее под сень ветвей, где отдыхает знать;
Дитя, у вас душа властительницей станет.

У вас душа — дитя: ее бы укачать.

Lorsque grâce aux printemps vous ne serez plus belle,
Vieillotte grasse ou maigre avec des yeux méchants,
Mère gigogne grave en qui rien ne rappelle
La fille aux traits d'infante immortelle en mes chants,

Il reviendra parfois dans votre âme quiète
Un souvenir de moi différent d'aujourd'hui
Car le temps glorieux donne aux plus laids poètes
La beauté qu'ils cherchaient cependant que par lui.

Les femmes voient s'éteindre en leurs regards la flamme;
Sur leur tempe il étend sa douce patte d'oie.
Les fards cachent les ans que n'avouent pas les femmes
Mais leur ventre honteux les fait montrer au doigt.

Et vous aurez alors des pensers ridicules.
— C'est en dix neuf cent un qu'un poète m'aima.
Seule je me souviens, moi, vieille qui spécule,
De sa laideur au taciturne qui m'aima.

Je suis laid, par hasard, à cette heure et vous, belle,
Vous attendez le ravisseur longtemps promis
Qui déploie comme un mirage du mont Gibel
Le bonheur d'être deux toujours et endormis.

Très humbles devant voue pleureront des Ricombres
Dormant l'anneau gemmal pour l'éternel baiser
Et des pauvres fameux pour vous vendraient leur ombre
Puis, loin de vous, pensifs, mourraient d'un cœur brisé…

Когда весна пройдет, а осень уничтожит
Всю вашу красоту, когда в матроне злой
И раздражительной никто признать не сможет
Инфанту, девочку, прославленную мной,

Пусть в сердце ледяном, любовью не согретом,
Я оживу опять — иной, чем в наши дни:
Года приносят блеск и красоту поэтам,
Все то, что в юности так жаждали они.

С годами женский взор становится туманным,
Морщины на висках плетут за нитью нить,
И если осень лет дано прикрыть румянам,
То облик старческий от зорких глаз не скрыть.

И усмехнетесь вы — ну что на ум пришли вам
За бредни! — «В девятьсот каком-то там году
Меня любил поэт — и был он молчаливым,
И некрасивым был в каком-то там году…»

Увы, я некрасив, а вы всех смертных краше
И ждете рыцаря, обещанного вам,
Который оживит желанные миражи,[15]
Где счастье быть вдвоем под стать волшебным снам.

Сеньоры знатные склонятся перед вами,[16]
За ласку посулят алмаз и изумруд, —
Потом, от вас вдали, с разбитыми сердцами,
Как тени бедные и бледные умрут…

Le ciel et les oiseaux venaient se reposer
Sur deux cyprès que le vent tiède enlaçait presque
Comme un couple d'amants à leur dernier baiser
La maison près du Rhin était si romanesque

Avec ses grandes fenêtres son toit pointu
Sur lequel criait par instants la girouette
Au vent qui demandait si doucement Qu'as-tu
Et sur la porte était clouée une chouette

Nous parlions dans le vent auprès d'un petit mur
Ou lisions I'inscription d'une pierre mise
A cette place en souvenir d'un meurtre et sur
Laquelle bien souvent tu t'es longtemps assise

— Gottfried apprenti de Brühl l'an seize cent trente
Ici fut assassiné
Sa fiancée en eut une douleur touchante
Requiem aeternam dona ei Domine —

Le soleil au déclin empourprait la montagne
Et notre amour saignait comme les groseilliers
Puis étoilant ce pâle automne d'Allemagne
La nuit pleurant des lueurs mourait à nos pieds

Et notre amour ainsi se mêlait à la mort
Au loin près d'un feu chantaient des bohémiennes
Un train passait les yeux ouverts sur l'autre bord
Nous regardions longtemps les villes riveraines

Слетались облака и стаи птиц ночных
На кипарисы Бриз кружил благоговейно
Как у возлюбленных сплетая ветви их
Как романтичен был тот домик возле Рейна

С такими окнами большими и с такой
Крутою крышею где флюгер басовито
Скрипел в ответ на шепот ветра Что с тобой
А ниже на дверях была сова прибита

Над низкою стеной бриз пел и выл взахлеб
А мы болтали и читали то и дело
На камне выбитую надпись в память об
Убийстве Ты порой на камне том сидела

— Здесь в тысяча шестьсот тридцатом убиенный
Почиет Готфрид молодой
В душе невесты он пребудет незабвенный
Усопшему Господь навек даруй покой —

Гора вдали была обагрена закатом
Наш поцелуй как сок смородиновый тек
И ночь осенняя мерцающим агатом
В слезах падучих звезд легла у наших ног

Сплетались крыльями любовь и смерть над нами
Цыгане с песнями расселись у костров
Мчал поезд глядя вдаль открытыми глазами
Мы вглядывались в ночь прибрежных городов

J'adore un Christ de bois qui pâtit sur la route
Une chèvre attachée à la croix noire broute
A la ronde les bourgs souffrent la passion
Du Christ dont ma latrie aime la fiction
La chèvre a regardé les hameaux qui défaillent
A l'heure où fatigués les hommes qui travaillent
Au verger pâle au bois plaintif ou dans le champ
En rentrant toumeront leurs faces au couchant
Embaumé par les foins d'occidental cinname
Au couchant où sanglant et rond comme mon âme
Le grand soleil païen fait mourir en mourant
Avec les bourgs lointains le Christ indifférent

У придорожного Христа стою опять я
Крест почернел коза пасется у распятья
А хутора вокруг томятся от страстей
Того кто вымышлен но мне всего милей
Лачуги вразнобой видны на заднем плане
Коза глядит с тоской как под вечер крестьяне
Покинув бедный лес оставив нищий сад
Бредут усталые уставясь на закат
Пропахший скошенной травой сухой и пряной
Как бог языческий округлый и багряный
Под стать моей душе уходит солнце в ночь
Ни людям ни Христу ее не превозмочь

Ruines au bord du vieux Rhin
On s'embrasse bien dans votre ombre
Les mariniers qui voient de loin
Nous envoient des baisers sans nombre

La nuit arrive tout à coup
Comme l'amour dans ces ruines
Du Rhin là-bas sortent le cou
Des niebelungs et des ondines

Ne craignons rien des nains barbus
Qui dans les vignes se lamentent
Parce qu'ils n'ont pas assez bu
Ecoutons les nixes qui chantent

Руины Рейна-старика
Здесь тень здесь мы нежны и кротки
Но открывает нас река
И поцелуи шлют нам с лодки

Внезапно как любовь на нас
Нисходит вечер на руины
И нам являются тотчас
То нибелунги то ундины

По виноградникам ночным
Разносятся хмельные пени
Там гномы пьют Все мало им
Не бойся слушай Рейна пенье

Pique une tête pour pêcher les perles du fleuve
Dit vert qui est bleu et jaunit qu'il neige ou pleuve
Dans l'eau d'acier ton ombre te précédera
Les vents chantent Jouhé les cors cornent Trara
Tête en bas les yeux ouverts peche la perle
Chois tout nu jambes ouvertes у grec ou pairle
Et des vapeurs pleins de mouchoirs descendent le Rhin
Sur l'autre rive et en rampant s'enfuit un train